Люди как боги. Книга 2. Вторжение в Персей [litres] - Сергей Александрович Снегов

большой гравитации. Нужно поскорее переместиться к Станции Мировой Метрики, там легче. На планете нет средств передвижения, ее запрещают посещать. Связаться со Станцией нам не удалось. Ты должен позаботиться, чтоб пленники двигались с максимальной быстротой.

– Как на планете с атмосферой и температурой? Нужно ли надевать скафандры? Есть ли вода и пища?

– Скафандры оставите на корабле. Атмосфера и температура – приемлемые. Воду и пищу возьмете с собой. Еще вопросы?

– Последний. Ты говорил сейчас так, Орлан, словно заботишься о нашем благополучии. Вместе с тем ты – враг, который хочет нас уничтожить. Как совместить эти противоречия?

– Противоречий нет. Мне не приказали хотеть вашего уничтожения. Я эвакуирую вас на Маргацевую планету. Если что-нибудь помешает этому, я должен вас всех ликвидировать, но на волю не выпускать.

Орлан уносился широкими скачками, я с тяжелым чувством смотрел ему вслед. Вокруг нас плелась невидимая паутина, и бились в ней как мухи.

Астр сказал сердито:

– Ты разговариваешь с этой образиной как с человеком. Я бы плюнул в него, а не улыбался ему, как ты.

Я обнял малыша. Он рос вдали от своего естественного окружения, и многие понятия, которые его ровесники принимали как данность, он должен был освоить на собственной шкуре.

– Знаешь, в чем главная сила людей? В технической мощи? В уровне материального благополучия? Нет, сынок, этим других не покорить. Завоевательная сила людей в том, что они даже к нечеловекам относятся по-человечески.

В нем шла борьба. Он хотел мне верить, но его маленький личный опыт вступал в противоречие с огромным опытом человечества, втиснутым в краткую формулу: «по-человечески».

– Ты сказал – покорить других, завоевательная сила… Разве люди – завоеватели и покорители? Такие слова я слышал лишь о зловредах.

Я засмеялся:

– Люди и покорители, и завоеватели, но в ином смысле, чем наши противники. Мы покоряем души, завоевываем сердца – такова миссия человечества во Вселенной.

5

Это была металлическая планета, голая металлическая пустыня, не закамуфлированная, как Никелевая, псевдорастениями и псевдореками. И в ее атмосфере не плавали псевдотучи, на ее блестящую поверхность (где сплав золота со свинцом, где просто чистое золото и чистый свинец) никогда не проливались не то что вода, но даже жидкие растворы солей. А над нестерпимо сверкающей равниной раскидывалось нестерпимо сияющее золотое небо, и в небе пылала красно-золотая звезда, раз в пять меньше – по видимому диаметру – нашего Солнца, столь же яркая и совсем не по-солнечному жестокая.

Я упал, когда спускался по трапу. Сила, многократно превышающая мое сопротивление, потащила меня, как крюком. На меня свалился Петри, на Петри – Осима. Я попытался приподняться и не сумел. Петри помог мне встать. К нам подобрался Ромеро. Он всегда был бледнее любого из нас, но сейчас природная бледность превратилась в синеву.

– Тройная перегрузка, – прохрипел он, силясь улыбнуться, – даже это было здесь трудно. – Боюсь, друг мой, предстоят непосильные испытания.

Легче других было Камагину. В его времена космонавтов тренировали при больших перегрузках, они не были избалованы гравитаторами. Камагин тоже побледнел, но дышал свободней; думаю, у него не так шумело в ушах и не с таким усилием билось сердце. Но и он сказал сумрачно:

– Мир, Эли, – повеситься!..

Ангелов и крылатое хозяйство Лусина выгрузили раньше людей – и всем было тяжело. Драконы превратились в ящеров и ползали, помогая себе крыльями (они шлепали ими по металлу, как веслами по воде). Даже могучий Громовержец примирился с судьбой пресмыкающегося, а не летающего. Пегасы отчаянно боролись с силой притяжения, некоторые взлетали, но тут же падали. Некоторым ангелам удалось подняться выше, но полет требовал таких усилий, что они вскоре свалились, совершенно измученные.

Труб с громом пронесся над нами, но после минут пять вытирал с лица пот и говорил словно ворочал гири языком. Меня терзал шум: визг пегасов, раздраженные крики ангелов, звон крови в ушах, тяжкий стук сердца.

Вдали я увидел Орлана и попросил Петри помочь добраться до него. Выгрузка продолжалась, и я со страхом подумал о Мери и Астре. Орлан вытянул голову не так высоко, как раньше, и опустил ниже обычного. Ему тоже было нелегко.

– Нельзя ли оставить самых слабых? – попросил я. – Там действуют гравитаторы…

– Все выгружаются! – отрезал он.

Я попробовал спорить, но он отошел. И порхание его лишилось обычной живости, и бесстрастное синеватое лицо стало еще синее. В это время на трапе появился Астр с рюкзаком на спине, за ним шла Мери. Петри криком предупредил малыша, чтоб он не бежал, но Астр слишком поздно услышал крик. Он камнем полетел на грунт, и если бы Петри не ухватил его в последнюю минуту, Астр расшибся бы насмерть. Мы с Мери подоспели к нему одновременно, Астр задыхался, из носа шла кровь, лицо было белее, чем у Ромеро.

Я поспешно снял с Астра рюкзак. В нем были склянки с жизнетворными бактериями, питающимися золотом и свинцом.

– Мужайся, сынок! – сказал я. – Бери пример с Эдуарда. Здесь страшная тяжесть, а наш космонавт ходит – как в корабельном парке.

– Я постараюсь, отец. – Голос не слушался Астра, глаза его были испуганными, но жаловаться он не стал.

Камагин, поддерживая Астра за плечи, увел его от трапа. Астр почти догнал в росте маленького космонавта, но силы их были неравны, сам он этого не понимал, но я знал.

– Какой ужас, Эли! – прошептала Мери.

У нее побелели глаза, не одни белки, но и радужная оболочка. Я и не подозревал раньше, что черные глаза могут белеть.

– Успокойся! Труднее всего первые минуты, а их Астр вынес. Понемногу привыкнем к тяжести.

– Я боюсь за тебя. После такой голодовки!..

У меня путались мысли, тяжело шумело в ушах.

Когда сошел последний человек, корабельные автоматы стали выгружать авиетки, припасы и какие-то длинные ящики с имуществом разрушителей. Ни одна авиетка не сумела взлететь. Форсируя мощности гравитаторов, они лишь ползли. Ящики разрушителей передвигались сами – низко летели на гравитационных подушках, как на катках.

– Наденьте защитные очки, друзья! – посоветовал Петри.

В защитных очках не так слепили скалы планеты и свирепая звезда, ее накалявшая. И нестерпимый золотой блеск неба смягчался, хотя и не становился приятным. Больше всего меня угнетало именно небо – яростно золотое, однотонное, непроницаемо сияющее.

Ко мне подошел Осима.

– Какие будут приказы, адмирал?

– Приказы отдает Орлан, разве вы не знаете, Осима? – сказал я с горечью. – Какой я адмирал! Не хочу больше слушать этого обращения! Не хочу!

Мери сжала мой локоть.

– Возьми себя в руки, Эли!

Ответ Ромеро прозвучал суровей.

– Не ожидал такого малодушия,